Зимний путь [Zimniy putʹ] lyrics

1

В дорогу я пустился в ночь.

Привычки трудно превозмочь:

Поутру я объят дремотой,

Потом, ход времени ценя,

Люблю я с мудрою заботой

Свершить обязанности дня,

То есть вкусить обед и ужин

(Всегда порядок в жизни нужен),

А в ночь свободно ехать. Вот

Уже и тройка у ворот,

И вот, скрипя, помчалась прытко

По снегу мерзлому кибитка.

Путь гладок и ярка луна,

Безмолвным светом ночь полна,

Студеный воздух сжат морозом;

Иглистый иней по березам

Повис недвижно и блестит;

Поляна снежная лежит,

Мерцая отблеском лиловым,

И веет холодом суровым, -

И взор с невольною тоской

Следит за смутною чертой,

Где небо далью бледно-синей

Слилося с белою пустыней.

2

А всё знакомые места!

Все тот же скат с горы отлогой,

Сугроб у ветхого моста;

Все так же узкою дорогой

Обоз ползет издалека,

Дразня лихого ямщика.

Кругом разбросаны селенья...

И знаю я наперечет,

Где сколько душ, чьего владенья,

И где, и кто, и как живет;

Все знаю так, что даже скучно!

Но вырос в этом я краю;

Привычки детской раб послушный,

Его, быть может, я люблю.

Даруй вам, боже, сны благие,

Мои соседи дорогие!

В дыму удушливой избы

Спи крепко, труженик наш вечный -

Мужик ленивый и беспечный,

Прося не много у судьбы!

И ты, сосед, хозяин строгой,

Который грозно, в скорби многой,

Работаешь так много лет

На обязательный совет, -

И ты усни! - Во сне, пожалуй,

Доход увидишь небывалый.

Вкусите мирный сон и вы,

Соседки, барыни лихие,

Которых ручки боевые

Легко с узорчатой канвы

И от вареньем полных банок -

По неизведанным путям -

Перебираются к щекам

Своих запуганных служанок...

Да будет всем вам мирный сон!

Теперь я так расположен

Учтиво, даже, может, нежно,

Что радостно б простить хотел

И грех, по жизни неизбежный,

И придурь - общий всех удел.

3

Еще в избах кой-где мерцает

Лучины дымный огонек,

И дева вечный свой клубок

В полудремоте напрядает.

Я живо помню, как порой

Спокойная картина эта

Своею милой простотой

Меня пленяла в прежни лета;

Но ныне девы сонный лик,

Храпящий на печи старик,

И вечно плачущий ребенок

В дырявой люльке, и теленок

Над грязным месивом - ей-ей -

Как жалкий образ жизни скудной

Тоской болезненной и трудной

Тревожат мир души моей.

Милей мне в этой деревушке

Воспоминанье об одной

Соседке, добренькой старушке,

С нехитрой, детскою душой.

Она, бывало, пред иконой

Взывает в искренней мольбе,

Чтоб бог ему был обороной

И пекся о его судьбе;

Иль молча, сидя на диване,

Гадает трепетно о нем,

И все о нем, о милом Ване,

О внуке ветреном своем.

"Ну, что ваш внук?" -

"Писал недавно". -

"Чай, денег просит милый внук?" -

"Ну что ж, что просит? Вот забавно!

Ему ведь нужно для наук.

А мне? стара я для наряда,

И, ничего самой не надо!" -

И вынет дочери портрет,

В живых которой больше нет,

И смотрит с грустною отрадой,

И смотрит долго, и потом

Утрет слезу свою тайком.

4

И вот еще, близ церкви белой,

На снежном холме, при луне,

Я вижу - крест осиротелый

Стоит в печальной тишине

Над безыменною могилой...

И мужа, дышащего силой,

Опять на память мне пришло

И величавое чело,

И ум, наукою развитый,

И дух насмешки ядовитой

Над всем, что подло и смешно.

Он был когда-то мне одно,

Одно отрадное явленье

В глуши печальных деревень,-

Где торжествующая лень

На ум наводит усыпленье

И ни один еще вопрос

Людей глубоко не потрёс.

Но мимо, мимо! сердцу больно!

Не вызывай теней из тьмы!

Зачем давать слезе невольной

Остыть на холоде зимы?.

5

И дале в путь! Встречают взоры

Равнины, горки, косогоры,

И вдоль пути ряд глупых вех,

И всюду неподвижный снег.

Вот здесь пустырь. Была недавно

Деревня. Жили в ней исправно;

Но от нее теперь одни

Торчат обугленные пни.

В субботу в ночь оно случилось:

Проснулась баба хлебы печь

И затопила - как водилось -

Давно надтреснутую печь.

На крыше вспыхнула coлома,

И, подхватив, пошла вьюга

Носить огонь от дома к дому

С остервенением врага;

И кровли, пламенем объяты,

Треща, обрушилися в хаты.

Со сна вскочили мужики,

Стремглав пустились бабы в страхе

На улицу в одной рубахе,

За ними дети, старики...

Пожар! пожар! скорей! спешите!

Багры давайте, топоры!

Ломать!.. Да где ж их взять - багры?

Воды! вези воды! тушите!..

Крик, беготня, и вопль, и шум;

В беде исчез последний ум;

Хватились бабы за пожитки -

Спасать холсты, корыта, нитки...

А по дворам поднялся рев

В огне покинутых коров,

В забытой люльке визг ребячий

Бессильно замер в общем плаче.

Спасенья нет! Толпа глядит,

Оцепенев, как всё горит;

Багровый блеск в мерцаньи длинном

Ложится по снегам пустынным.

Так в пору раннего утра

Я не застал уж ни двора.

Без слов, без дел, без помышлений

Бродили люди, словно тени;

С седою всклоченной косой

Старуха дряхлая сидела

У пепла и ребенка грела,

Мотая глупо головой.

Там, где околица, бывало,

В сугроб закутавшись, дремала, -

Спаленный столб печальный вид

Хранил, как старый инвалид.

Но тут (у выезда иль въезда),

В порыве бурного наезда,

Мне повстречался становой,

Приятель закадычный мой.

С пучком приятных увещаний,

По воле ревностных властей

Он торопился для стяжаний

Недовзнесенных податей;

Но тут - хоть в нем душа окрепла

На службе - перед грудой пепла,

Как будто громом поражен,

Велел остановиться он.

Вздохнул, привстал, всплеснул руками

И вновь их опустил... Потом

Уныло щелкнул языком,

И мы разъехались...

6

Полями

Я еду долго. Скучен путь!

Но вот направо повернуть,

И виден лес в тиши глубокой.

Луна мерцает сквозь дерев,

И тени длинные стволов

По снегу стелются. Далеко

В лесную глубь уходит взор;

Уныл и гол холодный бор,

И пусто отголосок смутный

Блуждает в чаще бесприютной.

За этим лесом на горе

Высокий дом стоит, дряхлея.

Я знал его в иной поре!

К нему вела дубов аллея;

Литой решетчатый забор

Каймил его широкий двор,

Шумел прохладой сад столетний -

Приют роскошный неги летней.

И было время, каждый день

Из городов и деревень

Съезжались гости; дверь подъезда

Не умолкала от приезда,

И в дом богатый принимал

Гостей радушный генерал.

Храня времен минувших нравы,

Он жил вельможей и любил

Пиров затейливых забавы;

Свои доходы не щадил

И сотни слуг рядил, как франтов,

Держал собак и музыкантов;

Неистощим был мшистый клад

Душистых вин в его подвалах,

Достойно царственных палат

Сияла роскошь в пышных залах...

И вот к нему со всех сторон

Спешили гости на поклон:

Спешил бедняк, судьбой прижатый,

Искавший милости богатой,

Спешил и тот, кто от него

Не ждал, конечно, ничего,

Но так - лелеял вместо чести

Наклонность к бескорыстной лести, -

И среди них торжествовал

Наш, впрочем добрый, генерал.

Он находился ль в убежденья,

Как Цезарь (что известно всем),

Что лучше первым быть в селенья,

Чем где б то ни было ничем;

Иль о покойнице-супруге

Хотел поплакать на досуге -

- Соседями не решено.

Известно только, что давно

Он прибыл жить в свое именье

И скорбь легко мог превозмочь:

При нем, ему на утешенье,

Росла единственная дочь.

И он любил ее - насколько

Любить способен человек,

Чей беззаботно-праздный век

Как непрерывный пир летел, - и только!

Он дочь обычно целовал

Поутру, с ложа сна вставая,

Еще - ко сну благословляя;

Как куклу в детстве одевал,

Потом ценою дорогою

Ей гувернантку нанимал,

Чтобы обычной чередою

Учила барышню всему,

Что не полезно никому.

Еще таилася в нем вера,

Что жениха он сыщет ей,

По крайней мере, камергера,

Из важных графов иль князей.

И так он ждал, когда ей минет

Заветный срок - семнадцать лет, -

Тогда деревню он покинет

И дочь введет в столичный свет.

Так старый садовод ревниво

В смиренный прячет уголок

Нераспустившийся цветок,

Чтоб после выставить на диво

Во всем пленительном цвету

Волшебных красок красоту.

И срок настал! Незримым ходом,

Подкравшись тихо год за годом,

Пришла пора девичьих грез,

Где дума новая мятется

В головке юной, сердце бьется

И просит счастия и слез,

И грудь младую вздох подъемлет,

И взору снится тайный лик,

И ухо жаждущее внемлет

Любви незнаемый язык,

Иль попросту: пора настала,

Где барышня, окончив класс,

Блеснуть желает в вихре бала,

Красою свежею гордясь.

Благовоспитанной девице

Тогда одно и то же: жить,

Или поклонников влачить

Вослед надменной колеснице

Победоносной красоты;

И эти гордые мечты

Ведут к прямому окончанью,

Чтоб по сердечному желанью

И без дальнейшего греха

Найти скорее жениха.

Отец в восторге умиленья

Обдумал праздник и наряд,

И в день дочернего рожденья

Назначил бал и маскарад.

Ко всем соседям, близким, дальним,

К властям уездных городов

И к лицам меньше подначальным

От генерала послан зов.

Сам губернатор приглашенье

Почел за честь, и было мненье,

Что только архирей спроста

Отрекся близостью поста.

Я был тогда в поре блаженной

Невинных отроческих лет,

А генерал был наш сосед:

К нему нас, помню, неизменно

Возили по воскресным дням;

Привык я к людям и садам,

Но в этот раз меня смущала

Мне чуждая тревога бала.

Оркестр ударил, и тотчас

Все в залу ринулись, теснясь.

И я с подножия колонны,

Как будто в сказочный удел

Внезапным чудом занесенный,

Привстав на цыпочки, глядел.

Все юное воображенье

Прельщало: и толпа людей,

И музыка, и блеск свечей,

И масок пестрое движенье.

Чего тут не было, мой бог!

Паяцы, рыцари, цыганки,

Маркиз напудренный, турчанки -

Все нарядилось, кто как мог.

Тут был судья одет матросом,

И скромный стряпчий - казаком,

Тут был исправник с красным носом

Одет индейским петухом;

И даже Дарья Тимофевна,

Годов тяжелый груз забыв,

Какою-то морской царевной

Явилась, плечи обнажив.

Шумело все. Старушки хором

За дочками следили взором,

И старички, очки надев,

Степенно наблюдали дев. -

Но вот среди толпы предстала

Сама она, царица бала,

И гул сорвавшихся похвал

По зале дружно пробежал.

В кругу наперсниц суетливых,

Девиц жеманных и болтливых,

Она в безмолвьи тихом шла......

Самодовольно и несмело, -

С венцом из листьев вкруг чела,

Как Норма - вся в одежде белой...

Все в ней в гармонию слилось:

Движений мягкая небрежность,

Лица мечтательная нежность,

И лоск волнистый русых кос,

И взор, томящей ласки полный.

Уста, раскрытые едва,

Как бы таящие слова

Для слуха сладкие, как волны,

Когда, сокрытый от лучей,

В тени журча, скользит ручей...

И вдруг с улыбкой добродушной

Она, презрев толпою скучной,

Ко мне, ребенку, подошла

И тихо в польский увела.

Ее руки прикосновенье

На трепетной моей руке

Незримое напечатленье

Оставило. Так вдалеке

Знакомой песни голос милый

Тревожит долго слух унылый...

И после много, много лет,

Средь жарких снов, в чаду томленья,

Ловил мой отроческий бред

Черты знакомого виденья.

Но к делу! В сей юдоли слез

Есть люди вне беды и гроз,

Которых жгучие печали

Бог весть как в жизни миновали;

Легко, без долгого труда,

Цель добывалась их желаний

И застигала без страданий

Их смерти срочной череда.

Покинув сельскую свободу,

По ожиданию точь-в-точь,

В столице не прожив и году,

Наш генерал сосватал дочь

За юношу породы барской,

Которому господь послал

Богатства тьму и предстоял

Блестящий путь на службе царской.

Была ль довольна дочь иль нет,

По нраву ль был ей высший свет

Иль сердцу жить в нем было тесно

И жаль ей было то село,

Где мирно детство протекло, -

Мне это вовсе неизвестно.

Но знаю то, что генерал,

Довольный тем, что жил недаром,

Допив за ужином бокал,

Апоплексическим ударом

На лоно праотцов своих

Перескочил в единый миг.

За гробом важные шли лицы;

Дочь плакала. Тоскуя, зять

Наследство должен был принять;

Но, вечный баловень столицы,

Деревни он не посетил;

Сюда ж по воле барской был

Какой-то прислан плут наемный

Сбирать и доставлять доход;

А барин сам здесь не живет.

Дом опустел. Сквозь ставень темный

Не улыбнется луч дневной,

Не взглянет грустно месяц томный.

И человеческой ногой

Не нарушаем мрак сырой;

И только ветер в дни метели,

Врываясь в трубы или щели,

Тоскует жалобно, один,

Безлюдных комнат властелин;

Да ночью сторож бесполезный

Печально бродит до утра

Вокруг пустынного двора

И сторожит замок железный...

И, право, жаль мне иногда,

Что, видно, в память дней бывалых,

Мне не придется никогда

Блуждать в давно знакомых залах

И снова видеть по стенам

В прическах странных те же лицы

Старинных бар и прежних дам,

Давно сошедших в тьму гробницы,

И, право, жаль, что никогда

Не доведется мне лениво

Сидеть на берегу пруда

Под старою плакучей ивой,

Глядеть, как тихо с высоты

Она зеленые листы,

Склоняя, медленно купает...

Недвижен пруд; хоть бы слегка

Пронесся шелест ветерка,

И вечер ясный догорает,

Сливая мирно ночь и день

В одну задумчивую тень;

И ловит чуткое вниманье

Мгновенных звуков трепетанье

Над полусонною водой:

Шум крыльев птицы мимолетной

И под разбрызгнутой волной

Плесканье рыбки беззаботной.

7

Пошел! В ночи как днем светло,

Мой путь лежит через село

Огромное; в нем даже школа

Есть для детей мужского пола,

Тут жил учитель. С ним я был

Давно знаком. Мы в юны лета,

Под кровом университета,

Учились вместе. Я шалил.

А он, неловкий и смиренный,

Душою в бездну погруженный

Метафизических начал,

Прилежно Шеллинга читал.

И в годы те, когда стыдливо

Ус пробивается едва,

Он душу мира горделиво

Хотел понять как дважды-два;

Но только смутное сомненье

Ему навеяло ученье.

Он стал де Местра изучать

И верх премудрости искать

Там, где - пиров пустые дети, -

Не попадаясь в оны сети,

Мы видели, махнув рукой,

Туманный бред души больной.

Так в жизнь игрушкою случайной

Товарищ юности моей

Вошел, своей заветной тайны

Не разрешив и чужд путей

Ко счастью. Вечно недовольный

И миром и собой самим

И тяжкой бедностью томим,

Пошел он как учитель школьный

В наш край печальный, и готов

Был с добросовестностью милой

Учить читать тупых птенцов

И по складам и без складов.

Но тщетно! Сила изменила:

Он стал грустить, потом спился

И помещался. Я в то время,

Влача беспечно жизни бремя,

Под голубые небеса

Иной страны благоуханной

Свободно путь держал желанный.

Когда же из чужих сторон

Вернулся я в родные степи

Принять обычной жизни цепи,

Я поспешил к нему, и он

Был страшно рад мне, жал мне руку

И, тайную скрывая муку,

Мне говорил, что он спасен,

Что душу мира видит он,

Но окруженную толпами

Каких-то гаденьких детей,

Должно быть, маленьких чертей,

Горбатых, подленьких, с хвостами,

Его дразнящих языками.

Но этот жизни жалкий сон

Был скоро смертью пресечен.

Я друга схоронил. Но сухо

На сердце было; на глаза

Не пробивалася слеза,

И в голове бродило глухо,

Что даже лучше для него,

Чтоб вовсе не было его.

8

Я с похорон спешил. Желалось

Домой, скорей бы лечь в постель,

Заснуть и позабыть... Смеркалось,

Была сердитая метель.

След занесло. Ямщик крестился,

Глядя с боязнию кругом;

Ступали лошади с трудом,

А снег валил и ветер злился...

Дрожь пробирала, и тоской

Томилась мысль, и сердце ныло...

И вдруг мне память воскресила

Иное время, путь иной:

Я уезжал - то было летом, -

Сияла пышная луна,

Была прозрачным полусветом

И свежей влагой ночь полна.

Мне расставаться было трудно,

Но как-то молодо и чудно

На сердце было! А кругом

Шептался в роще лист с листом,

И тихо веял воздух сонный

Какой-то негой благовонной,

И звонко пел во мгле ветвей

Печаль и счастье соловей.

9

Но стой! Вот станция! Встречает

Смотритель с заспанным лицом,

Мундир потертый надевает,

Стоит у двери, и потом

Выходит вон, ворча сквозь зубы.

А я, освободясь от шубы,

Томим зевотой и ленив,

Сажусь, сигару закурив.

Пока со сна ямщик впрягает,

Пока, колеблясь и треща,

Уныло сальная свеча

Передо мною нагорает -

Часы стенные в тишине

Одно и го же сипло, глухо

Лепечут в мерной болтовне,

Как сумасшедшая старуха.

И как-то жутко! Дух в груди

Теснится; думы смутно бродят.

То будто горе впереди,

То будто призраки проходят

Людей минувших, и опять

Судьба готова повторять

Все жизни тяжкие мгновенья,

Ошибки, скорби и волненья...

Но полно! Звякнула дуга;

Нет времени для грусти праздной

Под звук часов однообразный:

Теперь минута дорога -

Ведь я в уездный город еду

По тяжбе дать отпор соседу...

В уездном городе собор...

Но я спешу во весь опор

В иное каменное зданье,

Где на алтарь иным богам

Несут иное воздаянье:

То правосудья грязный храм.

По грязным лестницам в большие

Взойду я комнаты - и там

Увижу лицы испитые

Вокруг запачканных столов;

Там руки грязные писцов

Скользят в бессмысленной отваге

Пером скрипучим по бумаге,

И заменяют все права

Одни продажные слова.

И вот судьбы моей отчизны!

И сколько жизней и умов

Тут гибнут, - высказать нет слов,

Хотите - совершайте тризны.

10

Но кони мчатся на восток.

Луна потухла. Понемногу

Рассвета трепетный поток

Ясней ложится на дорогу,

И, светом пурпурным горя,

Встает студеная заря,

И солнце в выси бледно-синей

Блестит над белою пустыней...

• Artist:Nikolay Ogarev